Сиделка читала в углу комнаты. Пити наскочил на нее, как большой кот, забил ей рот кляпом, а затем привязал к стулу тонкой нейлоновой веревкой.

К постели двинулся Джорджио. Протянув руки, он мягко отстранил подушку от головы дона Сантадио. Мгновение поколебался и произвел два выстрела – первый в глаз, а второй, приподняв круглую лысую голову, снизу-вверх от подбородка.

Они перегруппировались. Винсент наконец-то вооружил Пиппи, вручив ему длинный серебристый шнур. Пиппи повел их из комнаты вдоль по длинному коридору, а затем вверх, на третий этаж, где находилась комната новобрачных. Коридор был усыпан цветами и уставлен корзинками с фруктами.

Пиппи толкнул дверь комнаты молодоженов. Она оказалась запертой. Сняв одну перчатку, Пити извлек отмычку, без труда отпер дверь и толкнул ее.

Роз-Мари и Джимми были распростерты на кровати. Они только-только покончили с любовными ласками, и тела их буквально источали истому и чувственную негу. Прозрачное неглиже Роз-Мари сбилось, задравшись выше талии, бретельки сползли, обнажив ее груди. Правая ладонь Роз-Мари покоилась на волосах Джимми, а левая на его животе. Джимми был абсолютно обнажен, но, едва увидев вошедших, соскочил с кровати и стянул с нее простыню, чтобы прикрыть ею наготу, будто халатом. Он понял все.

– Не здесь, выйдем, – бросил он, двинувшись им навстречу.

Роз-Мари все еще не понимала, что происходит. Когда Джимми двинулся к двери, она бросилась к нему, но он уклонился. Вышел из дверей в окружении Джорджио, Пити и Винсента. А затем Роз-Мари взмолилась:

– Пиппи, Пиппи, пожалуйста, не надо! – И лишь когда трое из пришедших обернулись, чтобы поглядеть на нее, Роз-Мари поняла, что это они, ее братья. – Джорджио, Пити, Винсент! Не надо! Не надо!

Это был самый трудный момент для Пиппи. Если Роз-Мари проболтается, Семья Клерикуцио обречена. И его долг – убить ее. Дон не отдавал специальных инструкций на сей счет; да и как мог он одобрить убийство собственной дочери? Подчинятся ли приказу братья Роз-Мари? И откуда она знает, что это они? Приняв решение, Пиппи вышел в коридор с Джимми и тремя братьями Роз-Мари и закрыл за собой дверь.

По данному поводу дон отдал весьма недвусмысленные распоряжения. Джимми Сантадио должен быть задушен. Пожалуй, просто из милосердия, чтобы его тело не было изувечено и близкие могли его оплакать. Вероятно, дань традиции не проливать крови приговоренных к смерти близких.

Внезапно Джимми Сантадио выпустил простыню и резким движением сорвал маску с головы Пиппи. Джорджио схватил его за руку, Пиппи за другую. Бросившийся на пол Винсент обхватил ноги Джимми. Затем Пиппи набросил шнур Джимми на шею и пригнул его к полу. На губах Джимми заиграла искаженная усмешка, он поглядел Пиппи прямо в глаза с каким-то странным состраданием, будто зная, что рок или некий таинственный бог непременно отплатит Пиппи за этот поступок.

Пиппи затянул шнур, Пити помог ему, и все пятеро рухнули на пол коридора, где белая простыня приняла тело Джимми Сантадио, будто саван. И в этот миг в комнате новобрачных заголосила Роз-Мари…

Закончив рассказ, дон закурил еще сигарку и отхлебнул вина.

– Пиппи разработал план от начала и до конца, – поведал Джорджио. – Мы были абсолютно чисты, а Сантадио истреблены под корень. Гениальная работа.

– Это решило все проблемы, – подхватил Винсент. – С той поры мы не знали бед.

– Это было мое решение, и оно было ошибочным, – вздохнул дон Клерикуцио. – Но откуда ж нам было знать, что Роз-Мари сойдет с ума? Мы были в кризисе и ухватились за единственную возможность нанести решающий удар. Тебе следует помнить, что в то время мне не было еще и шестидесяти, я был слишком высокого мнения о своем могуществе и интеллекте. Я не сомневался, что это непременно станет для моей дочери трагедией, но полагал, что вдовы горюют не вечно, а Сантадио убили моего сына Сильвио. Как я мог простить такое, пусть даже ради дочери? Зато я многое постиг. Нельзя придти к разумному решению с глупыми людьми. Мне следовало искоренить их с самого начала. До встречи влюбленных. Тогда я спас бы и сына, и дочь. – Он минутку помолчал. – Так что, видишь ли, Данте – сын Джимми Сантадио. А ты, Кросс, в младенчестве лежал в одной коляске с ним в свое первое лето в этом доме. И все эти годы я старался восполнить Данте утрату отца. Я пытался помочь дочери избыть свое горе. Данте был воспитан как Клерикуцио и будет вместе с моими сыновьями моим наследником.

Кросс пытался понять, что же происходит. Все его тело трепетало от отвращения к Клерикуцио и миру, в котором они живут. Он думал о своем отце Пиппи, сыгравшем роль змея-искусителя, заманившего Сантадио навстречу их собственной гибели. Как мог такой человек быть его отцом? Кросс думал о своей возлюбленной тетушке Роз-Мари, прожившей все эти годы с разбитым сердцем и расстроенным умом, знавшей, что ее муж убит ее отцом и ее братьями, что ее предала собственная семья. И теперь, когда вина Данте подтвердилась, даже о нем Кросс думал не без сострадания. И еще ему не давала покоя мысль о доне. Старик наверняка не верит байке об ограблении Пиппи. Так почему же он с виду принял ее – он, человек, никогда не веривший в совпадения. Быть может, это неспроста?

Проникнуть в мысли Джорджио Кросс никогда не мог. Верит ли тот в убийство при попытке ограбления? Совершенно очевидно, что Винсент и Пити эту версию приняли без задней мысли. Но теперь Кросс постиг суть особых уз, связывавших его отца, дона и трех его сыновей. Все они были солдатами во время резни, искоренившей Сантадио. И его отец помиловал Роз-Мари.

– И Роз-Мари ничего не разболтала? – поинтересовался Кросс.

– Нет, – саркастически отозвался дон. – Она поступила даже лучше. Она лишилась рассудка. – В голосе его прозвучали горделивые нотки. – Я отправил ее в Сицилию и привез обратно как раз вовремя, чтобы Данте родился на американской земле. Как знать, не исключено, что когда-нибудь он станет президентом Соединенных Штатов. Я мечтал о великом будущем для этого мальчика, но сочетание крови Клерикуцио и Сантадио оказалось для него непосильной ношей.

– И знаешь, что самое ужасное? – заключил дон. – Твой отец Пиппи совершил ошибку. Ему не следовало миловать Роз-Мари, хотя его решение пришлось мне очень по душе. – С тяжким вздохом он отхлебнул вина и, поглядев Кроссу прямо в лицо, добавил: – Остерегайся. Мир не переделаешь, да и себя тоже.

Во время полета обратно в Вегас Кросс ломал голову над этой загадкой. Почему дон наконец-то поведал ему историю Войны с Сантадио? Чтобы не дать ему навестить Роз-Мари и услышать иную версию? Или предостерегал, запрещая мстить за убийство отца, потому что в нем замешан Данте? Дон так и остался для Кросса загадкой. Но одно ясно наверняка. Если отца убил Данте, тогда он должен убить и Кросса. И уж наверняка это известно дону Клерикуцио.

Глава 19

Данте Клерикуцио вовсе не требовалось выслушивать этот рассказ. Его мать Роз-Мари нашептывала эту историю ему на ушко с той поры, когда ему исполнилось два года, – всякий раз, когда с ней случался очередной припадок, когда она горевала об утраченной любви мужа и брата Сильвио, когда ужас перед Пиппи и собственными братьями захлестывал ее душу.

Лишь во время самых тяжелых припадков Роз-Мари обвиняла в смерти мужа своего отца дона Клерикуцио. Дон всегда отрицал, что отдал такой приказ, равно как отрицал и то, что резня – дело рук его сыновей и Пиппи. Но, услышав из уст дочери обвинение во второй раз, дон засадил ее в лечебницу на месяц. После этого она только ругалась и молола всякий вздор, но больше никогда не обвиняла его напрямую.

Но в ушах Данте вечно стоял ее шепот. Будучи ребенком, он любил своего деда и верил в его невиновность, но злоумышлял против своих трех дядьев, хотя они всегда относились к нему с нежностью. Особенно пылко он мечтал отомстить Пиппи, и хотя это были лишь детские фантазии, ему казалось, что матери они пришлись бы во благо.